Цвет боли. Красный - Страница 137

137

— Ну уж нет!

— Почему? Тебе не понравилось? Только честно.

— Понравилось, но я…

— Трусишь? Усесться на меня верхом и получить удовольствие тебе не позволяет пуританское воспитание. Но мы же договорились, что свое воспитание ты оставляешь за порогом спальни. — Не дождавшись ответа, Ларс вопросительно приподнял бровь: — Так будет повторение?

— Ну…

— Значит, будет. Я подожду, пока ты созреешь.

— Знаю я твое ожидание…

Он только заразительно рассмеялся в ответ.

Когда мы добрались до дома, Ларс предложил всем троим выбросить из головы все вчерашние и сегодняшние события и попытаться нормально поужинать. Тем более, Свен готов попотчевать нас от души.

Свен и впрямь постарался, подозреваю, что в основном ради бабушки, мы с Ларсом явно отошли на второй план.

— Я не согласна забыть все.

— Почему?

— Ну… рассвет был восхитительным. Ты не согласен?

Ларс демонстративно пожал плечами:

— Не помню. Придется освежить память.

Бабушка снова занята Свеном, а он ею, и мы с Ларсом оказались предоставлены сами себе.

Этот рассвет тоже был восхитителен, как и вся ночь перед ним. Меня так и подмывало сказать Ларсу, что неземное удовольствие можно получать и безо всяких БДСМ-изысков. Он сам понял, о чем я думаю:

— Ну что, нравится ванильный секс?

Глядя в непостижимые стальные глаза, я старательно изображала удивление:

— А тебе нет?

Ларс откинулся на спину, закинув руки за голову.

— Это хорошо два раза в неделю, потом надоест. К тому же мне так нравилось дразнить тебя… Разве тебе нет?

А меня вдруг осенило!

— Ларс, откуда у тебя такие фундаментальные познания?

— В чем?

— В сексе и извращениях.

Он снова навис надо мной, строго глядя в глаза.

— Несколько «но». Первое: я извращениями не занимаюсь. Извращения — это то, что неприемлемо. Мы с тобой делали что-то, что совершенно неприемлемо для тебя?

— Нет. — Лгать стальным глазам я не могла.

— Второе: если ты заметила, я мужчина, и чтобы не заниматься онанизмом, который считаю действительно извращением, имел подружек. Как и ты приятелей. — Его бровь чуть приподнялась, словно в ожидании моих возражений. Но что я могла возразить? — Не споришь, уже хорошо. Ревновать не стоит, я же не ревную тебя к Йенсу или Бергу, хотя и обещал свернуть им шеи, если только попробуют приблизиться меньше, чем на десяток метров.

Я ахнула:

— Откуда ты знаешь о Йенсе и Берге?

Ларс расхохотался:

— Линн, ты как ребенок! Неужели я потащил бы на пирсинг груди девушку, не будучи уверенным, что у нее нет другого? Дорогая, я все о тебе знаю, как и то, что ты встречалась с Йеном, пока я был в Женеве.

— Мне нужно было…

— Знаю, разыскивала Паулу, а он познакомил тебя с Хильдой. Надеюсь, в качестве благодарности дело дальше поцелуев не зашло?

— Всего один, и тот в щеку.

— Верю. Я тебе верю. Знаешь, почему?

— Почему?

— Ты врать совсем не умеешь. Запомни это и даже не пытайся.

— Я научусь.

— Что?! Посмей только, один раз уличу в измене…

Я понимала, что разговор приобретает игривый оттенок, потому сделала страшные глаза:

— Что ты со мной сделаешь?

Ларс пожал плечами:

— Посажу под домашний арест, пока не родишь двух мальчиков и двух девочек.

— А не много ли?

— Это же постепенно.

Чтобы перевести разговор на другое, я пробормотала:

— Ты-то мне совсем ничего не рассказываешь. С кем ты был в Женеве?

— С красивой женщиной. Ты не находишь, что Жаклин красива?

— Она осталась там?

— Нет, пришлось привезти обратно. Ей кто-то помог сбежать из клиники в первый же день. Когда нашли, она умоляла меня забрать с собой домой. Я привез.

— Она здесь?

— Да, но не бойся, то крыло теперь отделено дверью. Ты не заметила?

— Заметила.

— Линн, я тебе одно скажу: я очень люблю твое тело, которое почему-то не устраивает тебя, но еще больше люблю тебя саму — строптивую, иногда бессовестную и безжалостную, скромницу, внутри которой скрывается развратница… Молчи! — Его пальцы накрыли мои губы. — Я не договорил. Ты еще сама не знаешь глубины своей души, и это так заманчиво — помогать тебе их раскрывать.

— А ты не боишься выпустить джинна из бутылки? — я все же сумела вставить слово.

Ларс тихонько рассмеялся:

— Уже выпустил. Ты думаешь, теперь тебе удастся быть незаметной тихоней? Посмотрела бы, как на тебя глазеют. Похоже, я сам создал себе трудности, потому что теперь придется завоевывать тебя ежеминутно, но это и замечательно. Завоевывать девушку, которая вздрагивала при одном прикосновении, можно было только ласковой настойчивостью, а вот ту, которая могла оседлать меня, придется покорять, как горную вершину.

Сравнение с горной вершиной польстило. Ларс понял мои мысли, хотя я ничего не произнесла, только губы чуть дрогнули.

— Будь уверена, я завоюю, но никогда другого даже на подступы не допущу, не только к штурму. Ты моя, со всеми своими достоинствами и недостатками, вредная… непослушная… обманщица… — слова следовали за поцелуями. Он едва касался моих губ, а мне так хотелось чего-то более существенного!

И снова Ларс понял мое желание.

— Попроси…

— Что?

— Ну, ты же хочешь, чтобы я…

— Хочу.

— Чего ты хочешь?

— Ларс…

— Не слышу.

— Я хочу тебя.

— Вот так-то лучше. И не бойся признаваться, это нисколько не умаляет твоего достоинства, зато сильно подстегивает меня. Запомнила?

Бритт не выдержала пытки удаленности от событий моей жизни, сменила билет и примчалась на следующий день. Подружкой на очередной свадьбе была назначена другая.

137