Цвет боли. Красный - Страница 89

Кофе в баре и ресторане Королевской оперы все равно подают. И чай, если захочется, тоже.

Сначала все идет хорошо, Ларс доволен моим видом, с удовольствием слушает прекрасную музыку Верди, доволен тем, как слушаю я… Но после первого акта, когда я с любопытством разглядываю нарядную публику, Ларс вдруг в жесткой форме требует, чтобы перестала глазеть на мужчин.

— Каких мужчин?! Ни на кого я не глазею. Зато на тебя глазеют все женщины вокруг.

— Они на меня, а не я на них.

Мы уезжаем из театра после второго акта, не дождавшись конца представления, забыв, что заказан столик в ресторане, в машине устраиваем друг другу настоящую сцену ревности. Ларс злой, как черт, из зала он тащил меня за руку так, словно хотел ее сломать, в машине просто шипел.

Дома сидит, не глядя в мою сторону. Понятно, что нам нужно поговорить, объясниться, только как?

И я вдруг нахожу выход. Выход, за который недавно сама в свою сторону плюнула бы.

— Ларс, я не понимаю, в чем провинилась, но ты можешь меня наказать.

Нет, в руках не тапки — флоггер.

Флоггер летит в сторону, а я оказываюсь у Ларса в объятиях:

— Линн, пойми, ты моя и только моя. Я не могу видеть, как на тебя раздевающим взглядом смотрят другие.

— Но я-то чем виновата? Хочешь, буду ходить в старых джинсах и рубашке с порванными рукавами? Я же шага без тебя не делаю, все под контролем.

— Я все понимаю, но поделать с собой ничего не могу.

— Собственник несчастный!

— Да, ты должна подчиниться мне всей душой.

— Да уже подчинилась, Ларс!

Ссора заканчивается бурными объятиями.

— Ты говорила, что готова делать то, что делала под действием мусцинола, и без него…

— Готова.

— Докажи.

С удовольствием доказываю.

Оказывается, Ларс действительно разбудил во мне невиданные силы, я не насилую его, но отвечаю с таким жаром, что мы засыпаем только к утру и едва живыми. И это при том, что приходится обходиться осторожно с моей еще больной грудью. Ларс бормочет:

— А с виду приличная девушка… Скромная, тихая…

— Ты же хотел, чтобы я стала развратницей в твоей постели.

— А ты не в моей. Вот когда попадешь в мою, тогда и развратничай.

— Хорошо, не буду.

Его глаза немедленно раскрываются, сна как ни бывало:

— Что не будешь?

— Буду вести себя скромно.

— Угу, согласен. До утра можешь вести себя скромно. Завтра я тебя распишу, готовься.

Бабушка по моему счастливо-сонному голосу поняла, что я в состоянии блаженства, посмеялась и заявила, что я непременно должна привезти Ларса на Рождество, чтобы представить его:

— Линн, я хочу видеть молодого человека, который сделал тебя счастливой.

Примерно это же заявила и Бритт. В последнюю неделю очень занята из-за свадьбы она, занята и я. Бритт визжала от восторга, слушая, чем именно. Я не рассказывала ей о своих ощущениях, но по восторженному аханью она уже поняла, что это нечто непередаваемое. Подруга заставила сделать снимок пирсинга и прислать его, взяла с меня страшную клятву, что я отведу ее к Николасу за такими же игрушками, объявила, что не останется в Калифорнии и дня лишнего, потому что таких новостей, как у меня, не стоит ни одна свадьба ни одного бывшего.

— Знаешь, мне как-то все равно. И это бесит всех вокруг куда сильней. За мной на задних лапках бегают толпы самцов с предложениями от простого свидания до обручального кольца, но я мыслями в Стокгольме и совершенно недоступна.

Заканчивается все заявлением:

— Линн, Ларс прав, а мы дуры!

— В чем именно он прав, и в чем дуры мы?

— Нужно слушать свои желания и плевать на то, что твердят разные ханжи, которые испытывали оргазм раз в жизни и то потому что автомобиль слишком трясло на неровной дороге.

Я хохочу так, что роняю трубку.

— Бритт… я так по тебе соскучилась! Не с кем поговорить. Марта липнет ко мне…

Договорить не успеваю, вопль подруги едва снова не заставляет выронить телефон из рук:

— Не смей подпускать Марту к Ларсу! Она хищница.

На меня снова накатывает приступ хохота:

— Угомонись, у нее есть Оскар.

— Ну и что, мужиков много не бывает.

— Господи, Бритт, возвращайся скорей. Сама разгонишь всех от нас с Ларсом.

— И Оскара у Марты тоже отобью.

— Это тебе зачем?

Подругу понесло:

— Представляешь, как было бы здорово, дружи мы парами.

Я попыталась напомнить:

— Оскар любит плеть…

— Ничего, ты же выдержала, и я выдержу.

Приходится соглашаться, все равно спорить бесполезно.

— Чем вы занимаетесь сегодня?

Хочется сказать, что сексом, но это уже неудивительно, я вспоминаю:

— Сегодня сеанс боди-арта. Ларс грозился расписать мою драгоценную шкурку.

— Чтоб прислала мне фотографию.

— Слушаю и повинуюсь.

— Выполняйте.

Ларс свои обещания выполняет. Днем я посмотрела в Сети статьи про боди-арт, попыталась представить себе, как по моему телу будет ползать кисточка или фломастер, поняла, что это садизм еще тот и все оставшееся до вечера время провела в приятном возбуждении.

Вечером Ларс потребовал:

— Сними рубашку.

Странно, я представляла себе боди-арт, как роспись всего тела…

Он видимо понял мои ожидания, рассмеялся:

— Я не художник, потому рисковать и сразу превращать все твое тело в выставку шедевров сюрреализма не буду. Сегодня обойдемся только верхом. Мало того, я кое-что заготовил…

Ларс достал из сумки небольшой пакет, оценивающе оглядел меня и вдруг помотал головой:

— Нет, не так. Вот так! — мои глаза оказались завязаны, а руки наручниками прикреплены поднятыми вверх и в стороны к косяку двери. — Джинсы снимать не будем, поскромничаем… Тебе удобно?