Он останавливает рвущиеся из меня возражения по поводу последнего определения.
— Шлюха не значит продажная женщина. Пойми, если только для меня, то не просто можно, а нужно. Я хочу и заставлю тебя делать это, чтобы за закрытой дверью наедине со мной ты была бесстыдной и жадной до ласк, чтобы жаждала меня. Для этого нужно освободить тебя от твоих внутренних зажимов. Перед кем-то будь скромной, строгой, сдержанной, от этого я буду заводиться только сильней, а в спальне будь бесстыдной. Но только за закрытой дверью и только со мной. Замечу хоть один взгляд на другого — убью. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да.
— По тому, как ты краснеешь, вижу, что поняла. Запомни то, что услышала, обдумаешь потом, когда меня не будет рядом. Но не надейся, что я перестану тебя совращать и развращать.
У меня какое-то полусонное состояние, но не потому что поздно, просто слишком много эмоций, боль отступила, удовлетворенному телу слишком хорошо, чтобы я могла о чем-то думать и что-то обсуждать…
Ларс тихонько смеется:
— В сон клонит? Поспи. Я все уберу и тихо посижу. Но на ночь уйду. Остался бы, но твою грудь нельзя трогать, а я не удержусь.
Он укрывает меня, ласково целует в щеку, и я проваливаюсь в сон под нежную музыку. Ларс взял мою скрипку… Сквозь сон я вспоминаю, что в компе не стерты его снимки. В ноутбуке ничего нет, а в том, что дома, есть. Только бы не полез туда…
Просыпаюсь утром свежей и довольной жизнью. Грудь почти не болит.
Когда звонит Марта с вопросом: «Ну как, жива?», я только смеюсь:
— Выжила.
— Сильно выпорол?
— Не знаю, наверное, я же другого не испытывала.
— Чем?
— Кошкой.
— О, как тебя… Но это не большая плеть, терпеть можно. Мне вчера досталось малым кнутом. Сегодня отлеживаюсь на животе. Оскар следы оставил.
Я осторожно трогаю свои ягодицы. Нет, даже прикасаться не так уж больно. Встаю и пытаюсь разглядеть в зеркало. Никаких следов не видно, только покраснение не сошло. Вспоминаются слова Оле, что мне еще повезло, что попала в руки Ларса, а не кого покруче, как планировали сначала. Да уж, явно повезло. Но я бы не позволила Оскару к себе и прикоснуться. Ларс и только Ларс имеет право творить такое со мной.
Проходил день за днем, Вангер и Фрида уже успели раскрутить дело со сковородкой, доказав, что папашу ухлопала собственная дочурка, свалив все на мать, а в деле с Кайсой все так и осталось без изменений. Сестру найти пока не удавалось, было ясно, что хитрая бестия и живет под другим именем, и внешность умеет менять, как хамелеон.
Фрида выдала жуткую версию: сестра и есть убийца! Вангер понимал, что это возможно, но настаивал на том, что она не одна. Бергман требовал версий, версий и версий! Конечно, странная сестрица это подозрительно, но это не все, в квартире-то она не появилась, а ведь могла бы, как могла уничтожить всю фотографию. Микаэль был убежден, что старшая сестра Стринберг скрывается скорее от родителей, чем от полиции, ведь строгий папаша вполне способен предъявить ей счет за гибель младшей. Приходилось признавать резонность этих сомнений.
Бергман держал оборону от газетчиков, которые, к счастью, быстро забыли об этом убийстве и занялись другими. Микаэлю удалось подбросить им в качестве бонуса за невмешательство несколько жареных фактов, отвлекающий маневр прошел успешно, и Вангера пока оставили в покое. Но ему самому странное повешение покоя не давало. Фриде тоже.
— Даг, а что если это какой-нибудь любовник из ревности?
— Ты когда-нибудь встречала любовников, которые бы не душили, а вешали своих неверных половинок?
— Я нет, но бывает же.
— Знаешь, чего я боюсь больше всего? Что это маньяк и мы вскоре получим еще такие же трупы.
— Даг, третий этаж…
— Самое то. Соседка по ночам отсутствует, остальные туги на ухо, либо спят, дверь в дом не закрывается. Нужно подумать, кто мог знать о том, что Кайса одинока, а ее соседка Карин работает ночами. Причем, это мужчина, Фрида, обязательно мужчина.
— Но Карин помнит женщину.
— Возможно, женщина и заходила, но могла уйти. Возможно, именно эта женщина знала распорядок дня Кайсы, знала, что та откроет дверь без вопросов. Знаешь, посмотри-ка звонки с ее телефона, почему мы об этом забыли?
— Не забыли, в последние дни жизни там только рабочие и один домой в Боден.
— Чует мое сердце, что придется туда ехать, какая-то эта Кайса темная лошадка.
Версия маньяка означала, что убийство может вообще никогда не быть раскрытыми, если только убийца не попадется на чем-то другом. Слава Богу, хоть газетчики про маньяка не пронюхали, не то никакой Бергман не спасет.
Бригитта, которую пытались расспросить о сестре Кайсы, только руками замахала:
— Я ее сто лет не видела и ничего о ней не знаю! Мерзкая дрянь, никакого желания общаться, ни тогда, ни, тем более, сейчас.
— Почему тем более?
Бригитта Ларсен стрельнула бешенным взглядом в Фриду и поморщилась:
— Она с годами лучше не становится.
— Значит, все же видитесь?
— Нет. Сказала же, что нет!
— Где она работает, на что живет?
— Не знаю.
— Но Кайса же что-то рассказывала?
— Я уже давно и с самой Кайсой общаюсь только по телефону. Несколько слов, чтобы убедиться, что все в порядке, вот и все.
Фриду осенило:
— А от кого вы узнали о гибели Кайсы?
— От ее соседей, пришла проведать, они и рассказали.
— Вы же не общаетесь?