Это моя беда — при температуре чуть ниже плюс пятнадцати нос совершенно неприлично краснеет.
— Но нос все равно будет красным, даже если я просто выйду на крыльцо.
— Трусишь?
— Нет, лошадь жалко.
Он смеется:
— Уговорила, пойдем пешком.
Мы идем по той самой тропинке, по которой я бегала в первый день на острове. Погода прекрасная, солнышко уже садится, но оно было целый день, забывать об этом не хочется…
Самое время сказать, что мне пора отбывать восвояси. Но я ничего не успеваю.
— Линн, вчерашний разговор забудь.
— Ты жалеешь, что был откровенен?
— В некоторой степени да.
— Хорошо, считай, что я ничего не слышала. Не беспокойся, никто и никогда не узнает, о чем ты говорил. Я не из болтливых и чужих секретов не выдаю.
Он морщится:
— Да нет никакого секрета, это известно всем, тому же Оскару…
— Но это не предназначалось для моих ушей? Хорошо, я уже забыла. Понимаю, что в число доверенных лиц не вхожу. Не переживай, все в порядке.
— Да не то! Постой! — Он хватает меня за руку и притягивает к себе. — Я просто не хочу, чтобы ты думала, что прошлое так сильно меня держит.
Это было худшее, что он мог сказать.
— Куда сильней, чем ты думаешь, Ларс. И не стоит это игнорировать. Разве это преступление — быть однолюбом? Ларс, пожалуйста, я уважаю твои чувства и даже по-хорошему завидую той девушке. Только прошу об одном… — я иду задом наперед, отступая, он на расстоянии вытянутой руки, кусает губы, заметно волнуясь, — …не делай из меня никакого заменителя, ладно? Я го…
Договорить не успеваю. Рывок, и я в его руках, глаза горят бешенством.
— Хуже ничего не придумала?!
— Почему же хуже?
— Линн, я тебя ни с кем никогда не сравнивал. Ты сама по себе, понимаешь?
Хочется верить, но меня поражает другое: Ларс снова мягкий и ласковый, он убеждает, а не приказывает. А ведь только что был в бешенстве. Неужели у него вот такие перепады настроения всегда? Это плохо.
Не знаю, чем бы закончилась эта беседа, но вдруг совсем недалеко раздается собачий лай. Собственно, назвать это лаем не повернется язык, «бухает» огромная собака. Я замираю от ужаса, собаки и коровы — что может быть страшней?
Ларс смотрит с веселым изумлением:
— Испугалась? Это Бой.
К нам подлетает нечто ростом и объемом больше похожее на теленка, чем на собаку и тычется огромной мордой в руки Ларса и… мои!
— Погладь, он же ждет.
Погладить и остаться без руки? Нет уж, руки мне еще пригодятся. Но пес уселся и смотрит. А Ларс смеется:
— Бой, она тебя боится.
Собака, пока он говорит, внимательно, даже с обожанием смотрит в лицо Ларсу. Вот так, его даже местные псы обожают. Потом Бой поворачивает голову ко мне и перебирает лапами на месте, кажется, все его существо просит: ну погладь, чего же ты?
Я протягиваю дрожащую руку, касаюсь шерсти надо лбом (черт возьми, где их там гладят, чтобы не разозлить?). Шерсть на удивление мягкая и ухоженная. Появляется желание запустить в эту шерсть руки, что я и делаю, ужасаясь сама себе. Попросту тереблю пса за ушами, он, довольно ворча, подчиняется рукам, а потом вдруг, коротко взвизгнув, лижет меня в нос!
В любое другое время меня бы уже собирали по частям с земли и отпаивали лекарствами, но сейчас почему-то смешно. Я усаживаюсь на корточки и… обнимаюсь с огромным псом, который в таком положении одного со мной роста.
— Эй, разобнимались тут! Пойдемте, нас ждут. Ждут, Бой?
Пес, освобожденный от моих рук, взвизгивает и галопом мчится обратно, откуда прибежал.
Ларс ворчит:
— Как Боя, так обнимать, а мне только: «Ларс, перестань!»…
Я мотаю головой:
— Впервые в жизни обнимала собаку, да еще такую огромную.
— Правда? Геройский поступок.
— Тебе смешно, а я боюсь собак и коров.
Ларс довольно хохочет:
— Придется подарить тебе маленького вредного сенбернара.
Пара, с которой Парс меня знакомит, действительно интересна. Их небольшой сказочный домик на лесной полянке в окружении заснеженных деревьев кажется чем-то нереальным. Увидев эту красоту, я замираю, как вкопанная.
— Что?
— Ларс, так не бывает…
— Рядом со мной все бывает. Ты еще не поняла, что я волшебник?
— Поняла.
На крыльце нас ждет Бой. Он протискивается в дверь рядом со мной, словно понимая, что без этого не пустят. Так и есть:
— Эй, а ты куда? Ну ладно, сиди у порога.
Бой переступает лапами, но двинуться дальше не решается. Я наклоняюсь к собаке:
— Сиди уж тут…
Хозяйка дома Инга слепа. Совершенно, и, видно, очень давно. Как все слепые, она держит голову приподнятой и слышит великолепно. Уверенно берет мои руки в свои:
— Как тебя зовут? Произнеси свое имя так, как ты хочешь, чтобы его произносили, и я все про тебя пойму.
Я невольно смеюсь:
— Ли-инн… так зовет меня бабушка.
Инга поворачивает голову к Ларсу:
— Тебе повезло. Торстен, принеси моего вина.
Ларс чуть наклоняет голову к плечу, насмешливо глядя на меня, мол, вот так-то!
Пока я помогаю хозяину дома Торстену накрыть на стол, Инга что-то тихонько говорит и говорит Ларсу, тот слушает с непроницаемым видом, но его глаза, не отрываясь, смотрят на меня.
А потом мы сидим, разговаривая обо всем на свете, и мне кажется, что я всю жизнь знаю этих людей.
— Бабушке бы очень понравилось у вас.
За это время Бой тихонько-тихонько, двигаясь по сантиметру, подобрался ко мне и уселся почти вплотную. Заметив это, Ларс хохочет:
— Вы посмотрите на этого хитреца!
Бой честно смотрит ему в глаза, мол, я ничего, Линн же не против. Я кладу руку на шею собаки, словно беря Боя под свою защиту, тот тихонько взвизгивает от избытка чувств. Теперь смеются все.