Цвет боли. Красный - Страница 128

128

Я едва не сползаю по стенке от избытка чувств:

— Ларс…

Он подхватывает меня на руки:

— Ну, ну, что ты? Что за моду взяла сознание терять?

Его губы касаются волос, потом виска, щеки и, наконец, губ. Оказывается, за эти дни я даже забыла, как восхитительно горячи его поцелуи, как властны его губы и язык, а уж о руках и говорить нечего!

Из комнаты доносится:

— Линн, кто там?

— Это Ларс, бабушка!

— Так почему же вы стоите на крыльце? Входите в дом!

Мы входим, вернее, Ларс почти вносит меня, обхватив за плечи, иначе на ногах не удержаться бы.

Он приехал, он рядом! Ни о чем другом я думать была просто не способна. Наверное, бабушка с Эриком все поняли с первого взгляда, потому что ба вдруг объявляет:

— Ну вот и хорошо, молодой человек, я рада, что Линн будет с кем встретить Новый год. Мы собрались встречать его у Эрика, а Линн с нами стариками скучно, что там скучно, что здесь.

Эрик поддерживает:

— Да, дорогая, нам пора, не то не успеем нагреть камин до полуночи.

Конспираторы! Я слабо протестую:

— Нет-нет, куда вы! Там же ничего не готово!

— Обижаешь старика, дорогая, думаешь, я не могу угостить свою любимую Осе как королеву? Да королеве и не снились деликатесы, которые будут на столе у Эрика Лёвенстада, если Осе Линдберг решила встретить Новый год с ним! Вот только бутылку шампанского мы заберем, извините.

— Им вина хватит.

— Нет, дорогая, они пьяны любовью. Надевай куртку, поторопимся.

— До завтра, вернее, до следующего года. И не забудьте проводить этот, хоть он и был для вас нелегким, но главное — вы встретились.

Я, наконец, задаю тот самый вопрос:

— Где ты был столько времени?

— Нужно было кое-что выяснить… Я тебе завтра расскажу.

— Ларс, Анна…

— Не бойся, родная, ее больше нет.

Я ахнула:

— Ты… убил ее?!

— Линн, ты с ума сошла? Что тебе все время мерещатся убийства? Я не кровожадный маньяк, неужели до сих пор не поняла? К тому времени, когда я добрался до Арки Боффиля, там было полно полиции и зевак. Давай, не будем сегодня об Анне и прочих вещах. Завтра ты честно расскажешь мне обо всем, что знаешь, а я расскажу тебе. Если бы ты давно или хотя бы два дня назад сказала мне правду, многого можно было избежать. Но сейчас я не хочу об этом. Все прошло, все закончилось.

Неожиданно я прошу:

— Сыграй что-нибудь?

— Твое желание для меня закон, — разводит руками Ларс и открывает крышку рояля. — А скрипки нет?

— Скрипка дома…

— Что тебе поиграть? Сеневилля хочешь?

— Да.

— Ты знаешь его мелодии?

— Сыграй «Аделину», если знаешь.

Он улыбается:

— С кем я связался! Все-то она знает.

— Просто у нас с тобой похожи вкусы, мне нравятся те же мелодии, что и тебе.

Его пальцы начинают перебирать клавиши, звучат первые аккорды «Баллады для Аделины».

— Сегодня не будем портить вечер недоверием и дурными воспоминаниями. Лучше слушай.

— Неужели он действительно не умел играть ни на чем? Такие мелодии!

— Де Сенневиль? Похоже, не умел. Но разве мелодии рождаются только в головах у тех, кто закончил консерватории? Его мелодии записывали и обрабатывали другие. И исполняли тоже. Знаешь, кто исполняет?

— Ричард Клайдерман.

Ларс кивает, продолжая играть.

Сколько длится этот концерт, я не соображаю, потому что он играет мелодию за мелодией, одну нежней другой, на глаза невольно наворачиваются слезы.

— Поплачь, это очищает душу.

Я следую совету Ларса, просто стою, глядя ему в глаза, и плачу. Слезы текут по щекам, это счастливые слезы…

— Ноутбук не стала брать, но подарок хоть открыла?

Я соображаю, что, торопясь из квартиры, так и не взяла коробочку, которую он оставил под елкой!

— Я… я не взяла его из-под елки…

Ларс даже игру прекращает, поднимается. В его глазах почти ужас:

— Не взяла?!

Испугавшись, я только отрицательно мотаю головой.

— Линн, ты садистка, ей богу! Там же кольцо для помолвки!

— Что?!

Он едва успевает подхватить меня, потому что ноги не держат.

— Ну что мне с тобой делать?

— Поцеловать.

— Это все, что ты можешь придумать?

— Тогда все, что хочешь.

— Уже лучше. Но сегодня я не успею ни купить новое, ни привезти то кольцо. Придется отложить помолвку до завтра. Ты согласна стать моей женой?

— Если ты захочешь взять меня в жены…

— Что, так много секретов, за которые стоило бы выпороть? — его глаза заглядывают в мои уже почти с изумлением.

— Нет, ты уже все знаешь. Я следила за тобой для Анны и Оле, подозревала в убийстве двух девушек и… Анны.

— И все равно впустила сегодня в дом?

— Я не могу без тебя. Даже решила сказать в полиции, что ты был все это время со мной, а не в Женеве, чтобы создать тебе алиби.

Несколько мгновений он смотрит на меня во все глаза, потом начинает хохотать:

— Вот уж спасибо! За алиби спасибо, но я действительно был в Женеве, и если бы одна глупышка послушала совет и взяла ноутбук, то увидела снимки, сделанные там, и то, чем я занимался. Сестру Мартина Жаклин, которую ты видела в замке, приняли в госпиталь в Женеве, но одна сволочь помогла ей бежать.

— Правда?

— Ну почему ты меня все время не слушаешь, Линн? И не доверяешь. Скольких ошибок можно было бы избежать.

— А… зачем ты уничтожил комнату страха?

— Решил, что напугал тебя этой комнатой настолько, что ты захотела со мной порвать. То, что для тебя неприемлемо, не имеет права на существование, мы договаривались об этом с самого начала. Я же не знал, что ты у нас госпожа.

128